Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Поэт недоуменно разводит руками.
— Да как же это сделать?.. Мне осталось еще два года ссылки…
Аспазия в раздумье шагает по комнате. Наконец она останавливается и упрямо говорит:
— Я знаю, как это сделать… В Ригу поеду я!
Райнис обнимает Аспазию за талию и кружит ее по комнате.
— Да ты с ума сошла!.. Я никуда тебя не отпущу…
Снова звучит музыка.
Возле одинокой сосны стоит Райнис и глядит на дорогу, затерянную в бесконечных снегах.
Вдалеке видны удаляющиеся дровни. На них с трудом можно различить закутанную в бурнус фигуру Аспазии.
Она несколько раз машет рукой на прощанье.
Райнис в ответ снимает шапку… медленно опускает руку…
Тихо шумит сломанная сосна над его головой.
17Специальный, отпечатанный в типографии бланк. На нем поставлены чернилами — дата, имя, фамилия и название города.
ПУТЕВОЙ ВИДДействителен по 1 сентября 1905 г.
Дан сей вид отбывшему срок наказания не имеющему чина ссыльному Плиекшану Яну (Ивану) Христофоровичу для следования в город Ригу к месту постоянного жительства.
Пом. полицмейстера ГусевВыход из вокзала в Риге. Райнис в потрепанном пальто, с маленьким чемоданчиком и со связкой книг в руках выходит из больших дверей. Над его головой видна вывеска: «Зал для пассажиров третьего класса».
Вдруг поэт замечает, что развязалась веревочка, которой связаны книги. Он останавливается и делает тугой узел.
Из дверей выходят все новые и новые пассажиры…
Носильщики несут объемистые чемоданы, тюки, свертки…
Оживленный смех, поцелуи, приветствия… Встречающие обнимают родственников и друзей… Молодая девица в шляпке подносит букетик цветов почтенному господину.
Райнис оглядывается по сторонам, Его никто не встречает. Он берет вещи и спускается по ступеням вокзала. Солнце светит ему прямо в глаза.
И вдруг он слышит шум толпы, громкие выкрики:
— Райнис!.. Райнис!.. Да здравствует Райнис!.. У-р-ра!..
Вступает торжественная музыка. На ее фоне слышен нарастающий гул приветствий.
Поэт замирает, вглядывается, невольно закрывает глаза.
Большая привокзальная площадь сплошь заполнена народом. Здесь теснятся рабочие рижских заводов, крестьяне из окрестных сел, горожане среднего достатка.
Толпа шумит, бурлит. Люди приветственно машут шляпами, косынками, цветами.
Матери поднимают выше своих детей, чтобы они могли увидеть живого Райниса.
Он стоит на ступеньках вокзала, ослепленный горячим солнцем, растерянный и взволнованный. Он еще не понимает, что же собственно происходит.
Дора, Приеде, Петерис, Александров, Никаноров, Абелите и за ними многие другие прорываются сквозь цепь городовых навстречу поэту…
Его обнимают, целуют, забрасывают цветами.
Дружеские руки поднимают Райниса, несут через толпу к извозчичьей пролетке, ожидающей на краю площади.
Люди в толпе бросают в воздух шапки, все громче кричат:
— Наш Райнис!.v Да здравствует Райнис!..
В пролетке стоит Аспазия и, протянув вперед руки, ожидает Райниса.
Люди, несут его к пролетке и ставят на ступеньку. Прижимая к груди охапку цветов, Райнис оглядывается по сторонам.
В наступившей тишине звучит взволнованный, согретый огромной любовью голос поэта:
— Дорогие друзья мои… Спасибо вам за такую встречу… Я этого не ждал. Я долго ехал домой… через просторы России… через Москву… через мою Латгалию… Всюду поднимается на борьбу новая сила — сила людей труда… Всюду начал борьбу рабочий класс, наш основной класс! И вместе с русскими встают украинцы, белорусы, грузины и мы, латыши!..
Райнис на мгновенье останавливается.
Становится очень тихо.
— …Я… я бесконечно вас всех люблю… и я счастлив и горд, что мой народ вместе со всеми народами России выходит на битву за человеческое счастье!..
Райнис не может продолжать. Его голос тонет в приветственных возгласах огромной толпы.
— У-р-ра!.. У-р-р-ра!..
18Письменный стол на даче Райниса. На нем горой лежат письма с адресом — «Рига. Поэту Райнису».
Поверх писем набросаны рукописи и черновики.
На маленьком листочке рука Райниса записывает строки нового стихотворения:
…Тебе, класс основной, —
Служить бойцом, где честь найдется выше?!
Огромный зал политехникума сплошь забит народом. В зале рабочие и работницы рижских предприятий, пожилые люди и молодежь, мужчины и женщины. Кое-где видны студенческие тужурки и скромные пиджаки трудовой интеллигенции.
Люди стоят во всех проходах, сидят на подоконниках, ступенях трибуны.
Среди моря голов чуть возвышается небольшой, стол президиума с кипами листовок и прокламаций.
Возле стола стоят Петерис, Александров, Приеде и Дора. Они стоят потому, что сесть нет никакой возможности — так плотно их окружает людская масса.
На кафедре Райнис. В обеих руках он держит большие пачки писем.
— Дорогие друзья!.. Только что здесь прозвучали замечательные слова о задачах пролетариата… Вы слышали Петериса и Александрова… Трудно говорить после них… Но я не могу молчать… Друзья мои!.. Меня ждала масса писем от моих читателей… Я не спал много ночей — я читал письма… Вот эти я получил сегодня…
Поэт кладет на кафедру кучку писем и вынимает из карманов еще несколько конвертов.
Он продолжает говорить все более горячо:
— …Я обещаю ответить на ваши письма новой книгой… Она будет называться «Посевы бури»!
Аплодисменты раздаются почти одновременно в разных концах огромного зала. Гул аплодисментов все нарастает, захватывает всех присутствующих, до последнего человека.
Неистово аплодируют Абелите и Никаноров, стиснутые группой рабочих.
Поэт высоко поднимает руку, призывая к спокойствию.
Когда шум приветствий стихает, он продолжает речь. Голос его звучит как-то по-особенному искренне и вместе с тем торжественно:
— …Но сегодня я должен ответить на один вопрос… Он быстро перебирает несколько конвертов.
— …Меня спрашивают рабочий вагонного завода… батрак из Скривери… учитель из Мадоны — о какой свободе я пою свои песни?.. Я скажу об этом раз и навсегда!.. Мы, латыши, требуем свободы, которая не означает отрыва от России… Мы боремся за свободное национальное развитие на основе нашего латышского языка и нашей самобытности… Мы боремся за свободную Латвию в свободной России!..
Гром аплодисментов покрывает речь Райниса.
Откуда-то из глубины зала возникает пение «Интернационала» на латышском и русском языках.
Все встают. Грозно, победно звучит «Интернационал», подхваченный сотнями голосов…
19Большая пачка книг, перевязанных веревками. На обложке заголовок:
Я. Р а й н и с ПОСЕВЫ БУРИРядом лежит еще несколько таких же пачек.
Бородатый старик взваливает их на сниму, идет следом за другими грузчиками; они несут пачки книг через помещение наборной, стараясь не задеть своим грузом касс со шрифтами.
Пожилой наборщик, не обращая внимания на грузчиков, говорит двум своим ученикам:
— Ребята! В Красноярске восстание…
Молодой парень поднимает голову от наборной кассы:
— А в Сормове баррикады!
Грузчики идут дальше через большое подвальное помещение наборной. Они проходят мимо стола, на котором члены редакции газеты «Циня» во главе с очкастым Буксом верстают номер.
Букс в задумчивости теребит пуговицы на жилете.
— А куда же поставить сообщение из Новороссийска? Где оно?
Секретарь редакции — немолодая женщина с усталым лицом — сразу же находит нужную гранку.
— Вот.
Она медленно читает:
— «…Вся власть в городе Новороссийске перешла в руки Совета рабочих депутатов…»
Грузчики поднимаются по деревянной лесенке и проходят в помещение экспедиции, где несколько девушек выдают комплекты газет вооруженным боевикам.
Высокий плечистый боевик очень горячится:
— Скорее… скорее, девушки!.. Надо доставить газету на вагонный до выступления…
Коротко остриженная девушка просматривает списки.
— Сейчас… Я только запишу вашу фамилию.
Из коридора в комнату экспедиции входит Райнис. Он в дверях сталкивается с грузчиками, смотрит на связки своей книги и обращается к девушке, выдающей газеты:
— Лайма, у вас остался хоть один экземпляр?
Девушка несколько виновато отвечает:
— Нет. Все отправлено в Федеративный комитет.
Райнис выбегает в коридор и останавливает последнего грузчика, схватив его за фартук.
— Послушай, отец, подари мне один экземпляр «Посевов бури».
Бородатый грузчик недоуменно на него смотрит.
